Татьяна Романова - В погоне за «Босфором»
– Мэтти, я так соскучилась!
Легкой бабочкой пролетела она через всю столовую и скользнула на колени Ордынцева. Он осторожно отодвинул чашку с кофе подальше от края стола и обнял гостью, а та нетерпеливо поцеловала его. Как всегда, ее поцелуй разжег кровь ее любовника: Ольгу окружал ореол темной, тяжелой чувственности, и противиться ее зову было невозможно. Она усилила напор: сильнее прижалась к любовнику и выдохнула:
– Смелее, мой лев!..
Дмитрию показалось, что его окатили ушатом холодной воды. Он взял женщину за талию и поставил на ноги.
– По-моему, ты спутала меня со своим мужем, ведь это его зовут Лев, – надменно изрек он.
– Ну, что ты опять цепляешься к словам! – вишневые губки Ольги надулись пышным бутоном. – Ты сам знаешь, что я имела в виду не это.
– Я услышал то, что услышал, в конце концов, ты приехала сюда с мужем, у него есть все права, а я – бесправный посторонний человек.
– Да ты опять ревнуешь! – просияла княгиня. – Да, кстати, с каких это пор ты так серьезно относишься к узам брака?
– Я всегда к ним относился серьезно, поэтому и не сделал тебе предложения!
– Вот бы мы всех насмешили, если бы поженились: почти дети, влюбленные и глупые. Но бог с ним – что было, то прошло. Нам сейчас хорошо. Зачем ты все портишь? Я же тебе уже говорила, что для меня существуешь лишь ты один.
Ольга совершенно не изменилась, и другой уже не будет. Либо избегай ее, либо принимай такой, как есть. Ордынцеву захотелось сгладить свою резкость, но этого не потребовалось – Ольга уже занялась собой. Она любовно расправляла кружева на корсаже и примятые юбки платья.
– Я к тебе приехала ненадолго, – сообщила она, – ты сам виноват, что не захотел совместить приятное с полезным, так что я перехожу к делу. Ты вчера сбежал, а через полчаса после этого приехала Зинаида Волконская. Она очень расстроилась, не застав тебя, и просила, если я вдруг вновь тебя увижу, передать, что хочет повидаться. Зизи сказала, что получила письмо от твоей матери из Рима.
– Вот как… – протянул Дмитрий.
Ольга ждала его ответа на приглашение, и, поняв, что любовник колеблется, надавила:
– Приезжай к ней сегодня, я тоже буду там.
На языке у Дмитрия вертелся вопрос о том, с кем же прибудет княгиня Нарышкина на сей раз. С которым из любовников? Но опускаться до дешевых дрязг он не захотел, и, проглотив колкость, просто ответил:
– Ладно, я приеду.
– Вот и молодец, – похвалила Ольга и, поцеловав его на прощание, направилась к двери. Она вновь задержалась в дверном проеме, застыв в нем прекрасной живой картиной, а потом вышла.
«Ну надо же! Не было печали… – расстроился Ордынцев, – придется теперь ехать к Волконской».
Надин решила забежать к Волконским с утра. Этой привилегией сестры Чернышевы пользовались с особым удовольствием, ведь именно по утрам Зинаида Александровна оставалась одна и принадлежала только им. Надин хотелось поговорить с ней о Шереметеве. Раз Зизи назвала того своим другом – значит, хорошо его знала.
Выяснив у дворецкого, что княгиня еще не выходила, Надин поднялась на второй этаж. Она ожидала найти ее в постели, но еще в коридоре услышала переливы низкого бархатного контральто. Княгиня пела. Это было что-то незнакомое, по крайней мере, Надин еще не слышала ни такой мелодии, ни таких слов. Зинаида Александровна пела по-русски, и слова оказались не торжественно-возвышенными, а простыми, но так брали за душу, что Надин застыла на месте. Зизи пела о молодом изгнаннике, тот плыл в чужие страны, оставив в родном краю разбитые иллюзии своей юности. Надин даже представила его на палубе корабля, когда теплый, изумительный красоты голос вывел последний припев:
– Шуми, шуми, послушное ветрило,
Волнуйся подо мной, угрюмый океан…
В воздухе повисла тишина, и Надин вдруг осознала, что музыки-то не было, чудо сотворили обворожительный голос и потрясающие слова, но ведь ей казалось, что звучит целый оркестр, и даже тонко посвистывает ветер в парусах корабля. Что это было? Мираж?.. Надин постучала в дверь спальни и, услышав приглашение, вошла. Поздоровавшись, она тут же спросила:
– Что вы пели? Я все слышала, это чудо – все так просто, а каждое слово берет за сердце!..
– Это Пушкин, моя дорогая, – улыбнулась княгиня. – Мой друг написал музыку на его стихи. Мне шепнули, что после коронации Пушкина примет государь, так что мы все ждем его в Москве. Хочешь, я и тебя с ним познакомлю?
– А вам не будет за меня стыдно – ведь я не очень-то разбираюсь в поэзии? – призналась Надин и заговорила о том, что ее больше всего волновало: – Можно спросить о другом вашем госте?
– Дмитрий Шереметев? – сразу догадалась Волконская. – Я оценила огонь в его очах, когда ты поднялась из-за стола после первого действия. Кстати, почему вы так рано ушли?
– Я маме обещала, да и бабушка недавно повредила ногу.
– Как это Марию Григорьевну угораздило?
– Спасибо лихачу – несся как сумасшедший, и прямо у крыльца зацепил ось нашего экипажа, бабушка упала с сидения и ударилась.
– И что это за умник, летающий по Тверской, сломя голову?
Надин злобно фыркнула:
– Князь Ордынцев. Наглец!
– Зря, ты! Он – неплохой человек, – возразила Зинаида Александровна.
Разговор грозил скатиться на обсуждение Ордынцева, а Надин пришла сюда не за этим, и поэтому напомнила:
– Я хотела спросить вас о том, что за человек Шереметев.
– Понравился? – ласково улыбнулась Зинаида Александровна, – и то правда, как он может не понравиться? Золотое сердце! Он рожден, чтобы делать добро.
– Мне показалось, что он увлечен театром, – вспомнила Надин, – он с таким восторгом слушал вашу декламацию!
– Актриса во мне польщена, – торжественно изрекла княгиня и засмеялась, но тут же продолжила уже серьезно. – Что до Шереметева, то я его очень ценю и не сомневаюсь, что ты с таким мужем была бы счастлива, хотя он и молод. Есть только одно «но»: сироту-графа с малых лет опекает вдовствующая императрица Мария Федоровна. Она, похоже, давно считает его чем-то средним между собственным ребенком и учеником своего Воспитательного дома, а такой свекрови не пожелаешь никому.
Они еще немного поговорили о молодом графе, но Надин так и не смогла выудить ничего нового. Пришлось ей откланяться. По дороге домой она все вспоминала бархатное контральто и проникновенные слова. Может, это был знак? Но как его растолковать? Море – значит, путешествие? Наверное, они с Шереметевым поплывут после свадьбы на корабле, но это станет радостным событием, и не будет ни печалей, ни тревог.
«Это просто совпадение, – наконец-то решила Надин, – море здесь ни при чем, просто мой жених любит прекрасное, это намек на то, что придется и мне научиться разделять его увлечения, а начинать нужно с поэзии».
Успокоившись, она занялась самым приятным делом – выбором наряда на вечер. Пусть Шереметев ослепнет от ее красоты!.. Интересно, когда же он дозреет до предложения? Сколько же, однако, нужно терпения, чтобы женить на себе мужчину!
Глава 7
Терпение обычно вознаграждается, вот и Дмитрий наконец-то получил свой приз: вскоре после отъезда Ольги, его разыскал Закутайло.
– Ну, Павел, я уже все глаза проглядел и все думы передумал, ожидая вас! – обрадовался Ордынцев и сразу же перешел к делу: – Как там наш подопечный?
– Отдыхает на постоялом дворе. Доехали мы без приключений: он ничего никому не продавал, ни с кем не встречался, а завтра утром собирается отправиться в столицу. Так что если он – курьер, то шпион скрывается в Санкт-Петербурге.
– Не все так просто, – возразил Дмитрий и рассказал товарищу о втором подозреваемом и о том, как, вспугнул графа Булгари.
– Но вы же сами сказали, что пока этот граф из Москвы никуда не денется, а как он в Одессу вернется, установим за ним тотальную слежку, это ведь легче, чем гадать на кофейной гуще, подозревая всех и никого. Но я вам сразу скажу, что я бы на торговца гашишем поставил. Мерзкий он мужик. Вроде и молчит, никого не обижает, ни с кем не конфликтует, а взгляд у него змеиный.
Вариантов, по большому счету, все равно не оставалось, и Ордынцев согласился:
– Давайте пока на нем и сосредоточимся. Но как мы сможем и дальше этого Гедоева отслеживать? Вы ехали с ним от Одессы, и вас нельзя больше использовать – это может вызвать у него подозрения, и он запаникует. Наверное, придется мне этим заняться.
В глазах Закутайло мелькнул явный скептицизм. Он отрицательно качнул головой.
– Это не пройдет. Вы уж не обижайтесь, только в вас важного барина за версту видать, а такому человеку в торговом обозе делать нечего. Но беспокоиться не надо, наш капитан Филиппов уже обо всем позаботился – меня на постоялом дворе ждал Афоня. Помните Афанасия Панькова? В то утро, когда капитан вас нашей команде представлял, он слева от меня сидел – рыжеватый такой.
